Глава 2

Глава 2
Первым опомнился десятилетний пегий жеребец, тут же начавший лягаться и брыкаться. Кобыл и старых коней он не трогал, а вот молодёжи досталось сильно. Мать Лучика попробовала кинуться за убегавшим сыном, но жеребец снова загнал её в табун и, гордо всхрапнул, повёл своих новых кобыл вперёд, оставив Спирита лежать.
Молодые кони разбежались кто куда. Лучик тоже мчался по равнине, не оглядываясь и даже не помышляя вернуться – он много раз видел, как вожаки прогоняют молодых жеребцов. Но никто не знал, какая заноза в этот момент появилась в его сердце. Жеребец привык быть главным, привык, что ему подчиняются – а тут старый конь выставил его на посмешище… заноза ещё больше увеличилась, когда он вспомнил, что в табуне осталась и мышастая кобылка....
Молодой жеребец стал жить в одиночестве. Скоро он понял, что так существовать очень сложно – никто не стоит на страже, когда ты ешь, никто не сторожит тебя, когда ты спишь, и никто не помогает находить пищу под снегом – тем более что в свои права вступил январь. Конь отощал, перестал играться и почти весь день копал снег.
Через три месяца на горизонте показались всадники. Мустанг поднял голову и всмотрелся – он ни разу не видел таких странных существ. Лучик даже не сопротивлялся, когда его шею охватила верёвка. Он только понюхал этот странный предмет. Всадник потянул за верёвку, и тут Лучезарный испугался. Он взбрыкнул и помчался, но всё новые и новые верёвки ложились на шею, надавливая на вызывающие боль точки и вынуждающие подчиняться. Впрочем, Лучик особо и не бунтовал – он от природы умел приспосабливаться к новым условиям.
Коня привели на большой конный двор и завели в конюшню. Жеребчик с удивлением оглядывался и пробовал на зуб всё вокруг, и это понравилось наезднику. Луча привязали к столбу, закрепив недоуздком и нашейной верёвкой, и оставили. Несколько часов конь стоял, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу и от скуки даже перегрызя одну из верёвок. Мимо него ходили и люди, и лошади, и всадники, и мустанг всё больше узнавал об этих удивительных существах. Лошади выглядели холёными и лоснящимися, всадники добродушно хлопали их по шее и давали лакомство – что ещё можно пожелать?
Подошёл наездник. Конь тут же ощерился на него, показав зубы и прижав уши, но человек вытянул вперёд руки со щётками, что-то тихо говоря. Луч встал и обнюхал щётки, только после этого допустив человека на близкую дистанцию. Наездник дотронулся щёткой до бока коня – Лучезарный только дёрнул мышцами, пытаясь скинуть назойливый предмет. После некоторых усилий и пары ударов копытом о воздух оба существа пришли к консенсусу, и Луч милостиво позволил себя почистить. Даже дал ногу с третьего раза, три других не дав вообще. Но наездник удовлетворился и этим. Он отцепил верёвку и завел Лучика в денник.
Жеребец с изумлением обнюхивал новые предметы – решётку, кормушку, стены, солому на полу… через решётку он обменялся парой всхрапов с соседними лошадьми и затих. Впечатлений на сегодня было так много, что он просто заснул…
На следующее утро наездник – как успел выяснить Лучик, его звали Томас – пришёл вновь. На этот раз он опять почистил коня и дал тому морковь. Через день – то же самое. Луч уже привык к тому, что его кормят овсом, потом приходит Томас, чистит его, потом выпускают на поле, заводят, кормят, дают отдохнуть, выпускают, заводят, кормят, сон… это повторялось почти месяц, и Лучик стал обожать свою жизнь – его и кормили, и поили, и выгуливали – чем не хорошо?

P.S. Рассказ не окончен, продолжение следует, когда компьютер перестанет висеть...

Глава 4. Аукцион.
Четырёхлетний жеребец неспешным галопом бежал по манежу, грациозно перебирая тонкими ногами. Всадник набрал поводья, сделал лёгкое движение ногами – и соловый араб прыгнул в воздух, в высшей точке отбив ногами и мягко, приземлившись, продолжил бег. Наездник похлопал коня по шее и одобрительно сказал наблюдавшему за ним Томасу:
- Великолепен. Я его покупаю.
Томас слегка поморщился:
- Жалко Лучика… такого коня отдавать…
Мужчина отозвался:
- Да не волнуйся, Том. Лучезарный теперь в хороших руках. Будет выездку бегать, прыгать понемногу. Опять же, с одним и тем же всадником работать.
- Всё равно жалко…
И Томас отвернулся, не желая видеть, как его Луча уводят. Возможно, навсегда…
Через месяц на манеж, залитый светом, вышел восхитительный соловый араб. Длинная кремовая грива ровными волнами лежала на золотистой шее, хвост до земли был слегка приподнят, тонкие ноги с ослепительно белыми чулками – те, кто видел Луча в родном табуне, ни за что не узнали бы его.
Всадник набрал поводья и остановил жеребца. Пока конь стоял в лучах света, застыв, как изваяние, диктор выговаривал:
- Арабский жеребец Лучезарный, соловой масти, выездка, четыре года. Прекрасный жеребец с развитыми мышцами. Выступление: раз, два, три… старт!
Зазвучала музыка, и Лучезарный пошёл мягким пластичным пассажом под тихую мелодию. Казалось, поводья провисали, но тем не менее конь шёл в идеальном сборе, высоко подымая копыта и  слегка отмахивая хвостом, создавая ощущение лёгкости и непринуждённости. Впрочем, жеребец таким и был – воздушным, тонконогим, сухим… Сделав вольт на пассаже, конь сделал идеальное пиаффе – ни одного темпа продвижения вперёд или назад, копыта опускаются точно в свои отпечатки. После пиаффе – спокойный ровный галоп, когда конь идеально держал равновесие, не качая головой и не уравновешивая себя хвостом. Постепенно галоп прибавлялся, прибавлялся… вот уже карьер… и – резкое  сокращение до ритмичного пируэта. Луч выполнял всё спокойно, с ровно поставленными ушами и расслабленными мышцами. Рысь, испанский шаг, галоп, остановка, осаживание… курбет, лансада, крупада, каприоль… цена коня взлетала на каждом темпе его движения. А когда жеребец остановился и склонил голову одновременно с всадником, все, находящиеся в манеже, подняли свои номера на повышение цены. Лучезарный пошёл по кругу манежа, отжёвывая железо и кося большими глазами, а цены всё повышались и повышались.
- Сто пятьдесят тысяч долларов раз… сто пятьдесят тысяч долларов два… сто шестьдесят! Раз… сто восемьдесят! Раз, два… двести тысяч! Двести тысяч! Кто больше?! Двести двадцать раз… двести двадцать два…
Зрители переглядывались. Ни у кого больше не было даже в мечтах.
- Продано! Итак, лучший лот аукциона – соловый жеребец Лучезарный продан за двести двадцать тысяч долларов!
А Луч шагал по манежу, думая о сене в обед. То, что его продают, жеребца не волновало – он работал с удовольствием под любым всадником.

Глава 6. Лисиный крик.

Залаяли собаки. Лисица обернулась и в страхе помчалась вперёд – нельзя, чтобы охотники нашли гнездо. Она рыжей молнией летела, петляла, резко тормозила и бросалась в другую сторону – но топот коней и лай собак настигал её.
Резкое дёрганье поводом – Луч с карьера остановился, переступая по инерции передними ногами. Выстрел, громкий взвизг – и тяжёлая рука в перчатках хлопает по шее. Конь довольно грызёт удила, но крик лисицы всё повторяется и повторяется в ушах… раньше с ним такого не было. Лошади разворачиваются и уходят, между ног носятся взволнованные собаки… всё как обычно, но крик всё звучит и звучит. Жеребец нервно оглядывается – кони явно ничего не слышат, они тоже грызут железо. Лучезарный зажмурился, потом открыл глаза, заржал – ничего не изменилось. Звук врезался в мозг, вытеснял все мысли, и хотелось бежать – куда угодно, лишь бы этого не слышать.
На следующий день Луч впервые сбросил человека. Своего наездника. Они как обычно, ехали спокойной рысью с отданным поводом, и вдруг конь заржал, скинул всадника и помчался в сторону леса. Он метался около ворот, пытаясь выбраться, и не скоро дал себя увести…
Потом это стало повторяться довольно часто. Жеребец перестал работать, по инерции бегая под седлом, а как только представлялся случай – скидывал всадника и мчался к лесу. Его лечили, кормили, приводили коневодов – никакого результата. Конь хотел в лес. Он перестал выступать и держался только как производитель, с минимумом контактов с посторонними – чтобы не увидели. Жеребца перестали выводить на поле и перевели в меньший денник – большой занял его жеребёнок, Лакей. Лучезарный стал раздраженным и нелюдимым.
Его всё-таки решились вывести через месяц. Шестилетнего жеребца оседлали, силой надев мундштук, хозяин надел шпоры и вывел его на двор – предстояла ещё одна охота на лис, последняя в сезоне.
И снова – галоп по полю, лай собак, желание обойти всех… конь казался весёлым. Но он единственный из всех помнил, что во рту его – твёрдый мундштук, а по бокам каждый темп неумело колотят шпоры. Лучезарный собрался, сократил галоп… и скозлил, легко выкинув хозяина в болото. Конь встал на дыбы, радостно заржал и кинулся вперёд. В ушах зазвучала мелодия победы, сменившая смертный крик.
Но не всё было кончено. За ним поскакали с десяток всадников, заряжающих ружья. Издалека летел приказ хозяина:
- Убить его!
Свист пули над головой – довольно метко, чуть не попали в ухо. Но теперь конь был свободен. Он налетел на дерево, сдирая седло – оно упало почти мгновенно и искорёжилось, попав под копыта. Ещё один удар о дерево, головой – она слегка закружилась, но на уздечке с одной стороны порвались нащёчные ремни. Лучезарный, лавируя и уворачиваясь от пуль, языком вытолкнул мундштук и поставил уши прямо, взмахнув головой около кустарника – с ушей слетел суголовный ремень, а стряхнуть капсуль было минутным делом.
Невзнузданный соловый араб летел по начавшемуся после болота полю, подминая под себя землю. Где-то позади слышались голоса всадников, погоняющих коней, некоторые лошади последовали примеру Луча и избавились от людей… жеребца это не волновало. Он помчался, но не в конюшню, которая в последнее время была клеткой, а в единственное место, которое он считал домом – в конюшню Томаса.

Эпилог.
Теперь Луч снова начал работать с любимым всадником, и молва о нём пошла вновь. Теперь он был «бешеным и чертовски красивым мустангом», по выражению одной из газет. Лучезарный не пускал к себе никого, кроме Томаса, но вместе они успешно выступали на соревнованиях и показательных выступлениях. Возобновилась и его «карьера» жеребца-производителя. Хотя и конюшня была не очень, и подстилкой служила солома, и ел он меньше, тем не менее, жеребец был счастлив. Он так и остался сыном мустанга.

Спасибо! Не первое творение о лошадях, но это писалось по главе в день и тут же выкладывалось.