Серия четвёртая, последняя...

Огонёк настольной лампы трепыхался на лёгком сквозняке. Сквозняк, вызванный движением крупного, с виду не очень отличающегося от конского тела, вскоре исчез, и лампа вновь начала гореть ровно. Аквамарин обернулся.
- Ты?
- Угадал.
Белоснежное крыло легло на серую в яблоках спину единорога.
- Ты у Кассандры ночуешь, разве не так?
- Ты против? Я могу уйти.
- Ни в коем случае, раз пришла. Но что скажут блюстители порядка? Правила общежития строги в этом смысле.
- Правила общежития могут катиться к чёрту.
Острый гладкий кончик витого рога сверкнул в лунном луче, падавшем из приоткрытого окна. В комнате было холодно, но холод не чувствовали два тесно прижатых друг к другу горячих тела.
- М-м... Вот такой я тебя люблю...
- А я тебя во всех видах люблю.
Шорох перьев и копыта дважды стукнули по полу. И снова тишина, если не считать дыхания единорога и пегаса. Снова шорох и видны две почти не двигающиеся фигуры в лунном свете и свете лампы, чей огонёк снова трепещет. Губ касаются губ, глаза закрыты. Оба всё ближе и ближе к тому, чего они так жаждут всем своим существом. В какой-то момент единорог оказывается сзади, шорох крыльев прекращается, и...
- Нет, Аквамарин.
Лаура стояла в луче лунного света, повернув голову к единорогу. Чёлка падала на её точеную мордочку, казавшуюся  при таинственном свете луны фарфоровой.
- Что такое?
- Не надо.
Мордочка не поменяла выражения, и в тёмных глазах не сверкнуло ни одно искры, но Аквамарин отошёл к столу, на котором лежал раскрытый том и стояла масляная лампа.
- Вот, значит, как... – сказал он с горечью, - вот как ты платишь за любовь?
- Прости, Аквамарин, - голос Лауры звучал всё так же спокойно, почти безмятежно, - Но нельзя. Не в любви дело. Нельзя, понимаешь?
- Нет! – отвечал единорог, - Не понимаю! И не хочу понимать.
- Да ведь  тебя люблю, глупый! – Лаурелин подошла к единорогу и вновь обняла его крылом. Тот не отстранился, - Люблю, но всё равно нельзя. Это не мой каприз. Это вообще не от меня зависит.
- А от кого?!
Лаура вздохнула, и её невидящий взгляд устремился за окно, сквозь стёкла, сквозь стены, сквозь лошадей и единорогов прочь отсюда, лишь бы ничего не видеть.
Сказать? Нет, сказать было невозможно. Навсегда она теперь останется лишённой откровенности. Некому признаться в том, что она больше не она. Лютику призналась, но что толку?
«К чёрту всё» подумала Лаура «Какая разница, пегас я или нет, в конце концов? А что нельзя – это оттого, что пегасом я до конца быть не могу...».
Она вздохнула, отвела глаза от окна, и бесконечно жалостный взгляд устремился на единорога, который не мог понять... Нет, не мог. Будь Лаура действительно влюблена в него, она бы рассказала ему всё сразу, не задумываясь, но она не говорила. И отвечала «нельзя», когда доходило до дела. Но это было не в её праве...
Наверное, это мимолётное увлечение, и ничего больше. Оно пройдёт – пройдёт у обоих. Но не сегодня, не в эту ночь.
Несмотря на все горы и моря, все стены и заборы, разделявшие их настоящее, как века разделяли их прошлое, серая шерсть вновь соприкоснулась с белоснежной. Вновь два чем-то напоминающим конские тела прижались друг к другу.

Наступало утро, такое же чистое и непорочное, как стакан, ещё не знавший портвейна. Вороная грива, заплетённая во множество косичек, лежала на рыжей шее, рыжая же грива вообще куда-то запропастилась. Рыжий растянулся на циновке, согнув шею и прикрыв храп запястьем. Поверх него лежала вороная единорожка, в которой даже насквозь пьяный хомячок признал бы Кассандру.
Вороное тело зашевелилось раньше рыжего. Подняло голову и обозрело окрестности туманным взором, в котором ещё плескался вчерашний алкоголь. Потом попробовало рывком встать на ноги, но рывок привёл лишь к тому, что голова ударилась о полочку, неизменно пребывавшую над циновкой. Последовала короткая, но ёмкая тирада, в которой ни одна самостоятельная часть речи не могла быть названа даже условно-цензурной. Рыжий открыл глаза.
- Кась... Бр-р-р-р, что ты делаешь?
- Утреннюю гимнастику, - огрызнулась единорожка, сгибаясь противоестественным образом и пытаясь потереть ушибленное место пястью. Однако острая пика, венчавшая её лоб, сильно ограничивала в этом отношении её возможности по сравнению с лошадьми.
Рыжий, от которого Кассандра не подумала отойти, выполз почти что из-под неё и уткнулся при попытке встать в чьи-то белые ноги, заканчивавшиеся внизу чёрными копытами.
- Ты кто? – осоловело поинтересовался жеребец, пялясь на ноги, будто бы по ним можно было опознать владельца.
- Лаура, - ответил ему довольно мелодичный голос, - Пришла узнать, оргия у вас тут ночью была или пьянка.
- Пьянка, - машинально ответил Рыжий, поднимая, наконец, голову.
Это действительно была Лаура, и она действительно явилась узнать, что же произошло ночью в то время как она сама скрывалась у Аквамарина. В частности – от оргии.
- Это радует. Встать ты можешь?
Рыжий, до сих пор находившийся в каком-то довольно странном, напоминающем коленопреклонённое положении, утвердительно кивнул, поднялся на ноги, пошатнулся, но тут же встретил поддержку в лице, вернее, плече Лауры.
- Спасибо, - сказал он.
- Всегда пожалуйста. Кассандра! Что вы пили?
Вороная единорожка трясла головой, но вертикальное положение она всё же приняла и менять его на горизонтальное явно не собиралась. Это Лауру немного успокоило.
- Бром! – сказала Кассандра, поднимая глаза на подругу.
У подруги отвисла челюсть.
- Что-что? Бром?! Кась, ты что-то путаешь. Бром пить не получится.
- Нет, именно бром! – упёрлась Кассандра рогом в прямом смысле этого слова.
Лаурелин, в воображении которой бром всегда был только белым порошком, обеспокоено посмотрела на единорожку, прикидывая, не свихнулась ли та. На помощь пришёл Рыжий.
- Бром – это коктейль, - пояснил он, - Смесь, как можно догадаться по названию, бургундского и рома.
Выражения изумления пополам с беспокойством на мордочке Лауры сменилось отвращением. Она поморщилась: - Да это же пить невозможно!
- Возможно всё, - философски изрёк Рыжий.
- Ага, и ты тому живое доказательство. Кась, ну-ка выгляни в окно!
Кассандра подковыляла к окну и подняла голову на уровень стекла. Потом носом отодвинула щеколду, распахнула раму и недоумённо воззрилась на внутренний дворик копытного общежития.
- Всё белое... – протянула она.
- Белое? Где белое? – проговорил подскочивший Рыжий.
- Снег выпал, - ответила Лаура, - Первый в этом году. Ай да во двор!
- Ура-а-а-а-а-а-а! – заорала Кассандра и едва не вылетела на улицу наиболее прямым из возможных путей – через окно. К счастью, размеры проёма не позволяли единорогу протиснуться наружу.
Двор действительно был запорошен снегом, редким зимним гостем в этих сравнительно тёплых широтах. Тонким слоем снег покрывал весь дворик, деревья в стороне и даже вертикальные прутья кованых решёток на огораживавшем палисадник заборчике. Ни одного отпечатка копыт не было на этом снегу – очевидно, Лаура и её похмельная компания были первопроходцами в этот день парадного визита зимы.
- Суперски! – восхитилась Кассандра, - Можно, я лягу? – спросила она голосом Горбовского и немедленно повалилась на снежное покрывало, не дожидаясь разрешения с чьей-нибудь стороны. Снежинки моментально перекочевали с земли на лоснящиеся чёрные бока единорожки, мгновенно забывшей о том, что такое похмельный синдром. Рыжий, продефилировав восторженным галопом вкруг двора, свалился рядом с ней.
- Лаура, а ты чего не валяешься? – спросил он смеявшуюся Лаурелин, - Присоединяйся!
- Вот именно! – добавил ещё один голос, чей хозяин был невидим для Лауры, потому как она смотрела в другую сторону. Но этот хозяин был ощутим: последовал сильный толчок, и Лаура едва не полетела на снег к товарищам, удержавшись в равновесии только мгновенным взмахом крыла.
- Отлично! – прокомментировал Аквалтис, возникая в поле её зрения, - Ты стоишь на ногах поуверенней, чем эти двое.
- Эти двое вчера вообще на ногах не стояли, - хмыкнула Лаурелин.
Ей страшно хотелось сделать то, что всегда казалось ей неучтивым по отношению к друзьям. Ведь у них, единорогов и коня, не было крыльев, и летать они не могли, а Лауре сейчас очень хотелось взлететь, взмыть в воздух с лёгкого толчка и расслабиться, положившись на волю ветра. Множество воздушных потоков в штилевом с виду воздухе – это как тёплая вода в реке. Не нужно барахтаться, чтобы держаться на плаву и продвигаться вперёд. Достаточно лишь принять удобную, максимально выгодную позу, и повиноваться течению. Только вот тело легче воды, но воздуха оно тяжелее, и поэтому в полный штиль лететь тяжело, а вот в лёгкий ветерок...
- Ребята, вы не обидитесь, если я немного полетаю? – спросила Лаура. Ответом ей был дружное кивание голов. Аквалтис от полноты чувств даже повалился на снег и задрал голову к небу.
- А мы посмотрим! – сказал он.
- И оценим! – добавила Кассандра, - Это будет выездка в воздухе. Покажи нам высший пилотаж!
- Вы смеётесь, а ведь такая дисциплина действительно есть, - проговорил Рыжий.
- Значит, у нас тут камерное выступление! – заявила Кася, - Лаура, лети! Мы хотим это видеть!
Смеясь, Лаура, расправила белоснежные крылья. Она не летала с того памятного выступления в кроссе, закончившегося так бездарно в лазарете. Ветер тут же напружинил перья, последовал мощный толчок ногами и взмах крыльев, вроде бы лёгкий и непринужденный, но смахнувший с земли снежок в радиусе трёх метров.
Было легко и приятно лететь, рассекая крыльями прозрачный воздух. Казалось, тут крылом подать до самого купола лазоревого неба. Яркое солнце – единственный ориентир, если не смотреть вниз – служило здесь надежным и верным маяком. Глубоко вдыхая морозный воздух, Лаура перешла в горизонтальный полёт, заложила вираж направо – правое крыло чуть вниз, левое чуть вверх – описала горизонтальную окружность, потом вертикальную, потом ненавязчиво перешла в вертикальную восьмёрку, состоявшую, по сути, из двух петель. А за тем она устремилась вертикально вверх, чувствуя, как опьяняет не столько обилие кислорода в крови, сколько свобода, настоящая свобода неба, в котором ей никто не указ...
Крылья простёрлись горизонтально. Лаура не толкалась ими, а даже немного наклонила вперёд, гася скорость. Тот момент был всё ближе и ближе, и когда он, наконец, наступил, Лаура даже не поняла в первую долю секунды, что висит в воздухе. Конечно, она при этом двигала крыльями, но это движение почти не ощущалось, хотя перья вибрировали от давления воздуха.
Потом Лаура подобрала крылья и камнем рухнула вниз, ловко затормозив резким взмахом у самой земли. Крылья немного ныли, а всё тело горело приятным огнём. Дышалось удивительно легко и свободно, как после ночи, проведённой под пихтами.
Её приветствовал не то что бы гром аплодисментов, но что-то очень похожее: стук копыт по земле и восхищённые выкрики.
- Браво! – орала Кассандра, будя округу, - Класс, Лаура! И почему, интересно, у меня нет крыльев?
- По праву рождения, - ответил ей Рыжий, - Слушай, Лаура, а ведь ты бы вполне могла выступить в воздушной выездке... Как думаешь?
- Я думаю, что с меня хватит соревнований, - вздохнула Лаура, ещё не забывшая о своей неудаче в кроссе.
- А ты попробуй.
- Ну, можно бы и попробовать...
- Ура! – крикнула Кассандра. Из окон начали высовываться недовольные заспанные морды местных копытных, и она поспешила убавить громкость.
Один только Аквалтис ничего не сказал. Но посмотрел очень выразительно.

Поле для выездки в воздухе не представляло из себя ничего примечательного: просто заросший подстриженной травой прямоугольник, огороженный невысоким заборчиком, по углам и краям которого торчали вертикально в небо столбы с отметками секторов. Вокруг всего этого великолепия возвышались трибуны. Под трибунами – наверное, в силу того, что они были подняты высоко над землёй – гам и кавардак были больше обычного. Лаура уже привыкла к тому, что под трибунами гам и кавардак были, есть и будут есть, и ничего с этим не поделаешь. Есть соревнования или нет соревнований, всё равно под трибунами кто-нибудь да наслаждается изысканным обществом.
Шея и бока Лауры намокли и намылились после напряжённой тренировки. Ненавистный ещё в юные годы поворот на крыло, являвшийся, по сути, кувырком в свободном падении, не желал укладываться в программу. Он неминуемо затягивался и вылетал из динамичного ритма, как снаряд из жюль-верновской колумбиады. Приходилось повторять элемент снова и снова, до двоения в глазах, боли в мышцах и мата на языке.
Единственной и необъятной по величине мечтой Лаурелин сейчас было такое благо цивилизации как душ. А ещё лучше – баня. Именно на это она и надеялась подбить свою команду. Но из команды под трибунами нашёлся только Аквамарин, который накинул Лауре на спину квадрат белой мягкой материи и предложил поискать по кабакам. Лаура выпуталась из импровизированного полотенца и нашла предложение вполне разумным.
Рыжего они отыскали сразу же: в «Крыльях Победы» он как всегда глушил спиртное вёдрами. Кассандры нигде не было видно.
- Вы пока идите вдвоём, - предложил Аквалтис, - а я найду Касю и приду вместе с ней, ага?
- Давай, - согласилась Лаура, а Рыжий только кивнул головой в знак согласия, не выныривая из ведра.
Аквамарин немедленно унёсся на поиски Кассандры, а Рыжий, расплатившись, неторопливо пошёл вместе с Лаурой  направлении помывочного заведения. Оба хранили молчание, думая о чём-то своём,  потому неожиданный вопрос коня заставил Лаурелин вздрогнуть.
- Лаура, скажи, ты его любишь?
Лаура подняла на Рыжего вопросительный взгляд: - Кого – его?
- Ну не меня же, - показалось, или по губам рыжего коня действительно скользнула горькая усмешка? – Аквалтиса.
- А ты – Кассандру? – Лаура была нерасположена отвечать на вопросы, на которые у нём не было однозначного ответа.
Рыжий вздохнул: - Конечно, люблю. Как самого лучшего друга.
Они уже вошли в баню и теперь походкой юнкеров на балу в женском училище двигались по скользкой плитке.
- М-м, какая там любовь бывает? Платоническая, эротическая, ещё какая?
- Безответная бывает, Лаура.
Лаурелин вздрогнула и уже другими глазами посмотрела на Рыжего. Но он был всё такой же, так же улыбался в пространство. А потом столкнул её в бассейн.
- Рыжий!!!
Рыжий и сам сиганул в воду. В бане было на удивление пусто, и в бассейне они с Лаурой оказались одни.
- Да я, Рыжий, - сказал он, - который считал себя взрослым, здравомыслящим конём, а втрескался в пегаса, как последний жеребёнок!
- Рыжий... – тихо сказала Лаурелин, в несколько гребков крыльями отплывая к противоположному бортику бассейна, - Знаешь, я могу рассказать тебе одну историю... О пегасе, который влюбился в молоденькую светло-серую кобылку...
- И что стало?
- За этим, - продолжала Лаура, - наблюдали ещё двое пегасов. Одному кобылка была как дочь, и он был против этого союза, а другая... Другая была циником в квадрате и утверждала, что всё это закончится мордобоем, не более.
- И чем же это закончилось?
- Это закончилось тем, то пегас был ветреным и не мог усидеть на месте. Он пытался одновременно ухлёстывать и за своей кобылкой и за пегасом, той самой, которая была циником в квадрате. Она, конечно же, сказал ему, куда идти. Он вернулся к своей возлюбленной и пожалел, что у неё нет крыльев. Она расплакалась и убежала... Знаешь, чем всё кончилось?
- Чем?
Лаура откинула намокшую чёлку с глаз: - Дуэлью. Ветреный влюблённый погиб, а его возлюбленная...
- Покончила с собой?
- Нет, обратилась в камень.
Рыжий вздрогнул. Лаурелин равнодушно плеснула в него водой.
- А ты любишь рыцарские романы... – тихо проговорил конь.
- Я их ненавижу. Но циничным персонажем истории, сторонним созерцателем трагедии была я, - прокомментировала Лаура, по пандусу выбираясь из бассейна и направляясь к душевым, - подумай на досуге над этой историей.
- Подожди! – Рыжий догнал Лауру, отчаянно скользя по мокрой плитке, - к чему ты это рассказала?
- К тому, - взорвалась Лаура, - чтобы ты, наконец, понял! Чувства, похожие на любовь, в моей голове не задерживаются! Я никого по-настоящему не могу любить при всём большом желании! Мне это чуждо, понимаешь, чуждо! Я не сентиментальна, чёрт возьми, я не могу понять, как из-за одного хиленького чувства можно идти на глупости, я не знаю, что такое любовь и никогда уже не узнаю! Я никого не люблю и не собираюсь!
Она внезапно замолчала и обернулась. В дверях, чуть впереди Кассандры, стоял серый в яблоках единорог.
Конечно же, Аквамарин всё слышал.

До выступления оставались считанные минуты. В небольшом закутке под трибунами с Лаурой была только Кассандра. Обоих жеребцов они не видели с прошлого вечера.
- Моя судьба начинает тихонько обращаться в мексиканский сериал, - сказала Лаура в пустоту.
Кассандра не ответила. Она не знала, что такое мексиканские сериалы.
- Всё начиналось так хорошо и весело... А во что вылилось? В какую-то дурь с любовными геометрическими фигурами!..
- Не надо, Лаура, - Кассандра ткнулась носом в шею подруги, - это всё пройдёт... Потом.
- Спасибо, Кась.
Лаура уже собиралась выйти, когда столкнулась в проходе с неожиданным препятствием. Этим препятствием были Рыжий и Аквамарин, бок о бок стоявшие в узком коридоре и явно не собиравшиеся пропускать Лауру.
- Ес-сли ты нас нен... ненанна... ненавидишь, так и с-скаж-жи... – заявили они хором.
Лаура вспылила: - Возненавижу, если вы сейчас же не уберётесь с дороги!
- Да они пьяны в дым, - шепнула ей на ухо Кассандра.
- Убирайтесь к чёрту! – рявкнула Лаура, - Брысь!
- Л-лаура... – неуверенно начал Аквамарин, но было уже поздно: Лаурелин повернулась и умчалась к противоположному выходу на поле, сшибая всех, кто имел несчастье попасться ей под ноги.

Трава под ногами доходила до середины пястей. Иди к центру поля было приятно и легко, на мгновение удалось даже выкинуть из головы ненужные мысли.
Лаура поклонилась трибунам. Стандартный, «школьный» поклон, правая передняя согнута, левая передняя вперёд, шея колесом и крылья вертикально вверх... Разогнувшись, она поймала первые такты музыки и на них оттолкнулась от земли и взмыла в небо. Дальше музыки Лаура уже не слышала. Мысли вернулись, но отнюдь не мысли о выступлении и элементах.
«И как мне теперь быть?» спрашивала себя Лаура, начиная вертикальную восьмёрку «Двое идиотов, имевших несчастье влюбиться в меня... А ведь на какое-то время я почти поверила в то, что люблю Аквамарина. И как всегда вела себя, словно кисейная дура. Наверное, мне это на роду написано: вечный цинизм и ни грамма подлинных чувств, из-за которых все почему-то так убиваются...»
Она уже вернулась к той точке, откуда начала восьмёрку. Взяла по диагонали вверх, дошла до среднего сектора, заложила крутой вираж, в котором крылья едва не встали перпендикулярно земле. И спиралью вверх...
«К чёрту всё это. Уж не знаю, изменился ли мой характер с тех пор, как я перестала быть пегасом, или я от рождения такая, но факт остаётся фактом: близкие отношения полов не для меня...»
Спираль закончилась. Лаура сделала мёртвую петлю, потом дугу, и снова пошла вверх.
«Значит, выходит так... Придётся навсегда расстаться с Ипподромом. Жаль, он успел стать мен почти родным. Но мне надоедает город, я устаю от улиц и кабаков, потолок над головой давит на нервы, а пол под ногами жжёт копыта. В городе не полетаешь в чистом небе, ни от кого не завися, на свободе, вечной свободе от обязательств...»
Вот он, этот проклятый поворот на крыло. Заломить себе за спину правое крыло, почувствовать свободное падение, перекувырнуться через это крыло, немного помогая себе задними ногами, и на середине сектора В снова почувствовать опору на крылья. Интересно, трибуны при виде этого великолепия взвыли? Хотя какая разница... Теперь снова верх.
«Значит, решено» думала Лаура, стремительно обрушиваясь вниз после широкой дуги в верхнем секторе: начинался вертикальный овал «я уйду с Ипподрома. И из города тоже уйду, потому что Ипподром в нём был моим единственным источником дохода. Но до чего же опостылели деньги! Без них куда проще, трава на лугу бесплатна, как и вода в ручье...».
Начиналась ещё дюжина каких-то второстепенных элементов, на которых действовали только крылья, а голова могла полностью заняться мыслями о свободе.
«Вместо бань – горячие источники в горах, вместо крыши над головой  плохую погоду – пещерка в горах, где вход прикрывают лозы дикого винограда. А ведь ещё есть берег солёного моря, бесконечные степи и белоснежные пики гор, которые просто не с чем сравнить в жалком и мелком городе. И зачем только пегасы живут в городах? Ведь в их распоряжении весь мир... Как я не подумала об этом раньше?!».
Лаура поднималась вертикально верх. Взмахи крыльев всё замедлялись, и перья всё чувствительней вибрировали под напором веса и воздуха. И в какой-то момент крылья все ещё двигались вниз, но движения уже не было. Лаура висела в воздухе, кажется, не двигаясь, хотя на самом деле крылья медленно опускались, удерживая тело пегаса на весу.
Потом крылья были немного согнуты, так, чтобы уменьшилась площадь опоры на воздух. Лаурелин полетела вниз, камнем рассекая воздух. В ушах свистело, и, как ни странно, звучала музыка, служившая её выступлению звуковым фоном. Мотив мигом изглаживался в памяти. Мгновения свободного полёта растягивались на века. Много веков прошло с того момента, как Лаурелин подобрала крылья и до того, в который она снова раскрыла их во всю ширь, замедляя падение. Это было, наверное, не больше, чем в трёх-четырёх метрах над землёй. Всё ещё с огромной скоростью Лаура приземлилась на траву, поклонилась и так и застыла в поклоне, как бронзовая статуэтка.
По шее градом катился пот. Меньше всего сейчас хотелось встречаться с Рыжим и Аквамарином... Да и с Кассандрой, честно говоря, тоже. Стоя на поле, не слыша и не видя ничего вокруг, Лаура лихорадочно искала выход... И нашла его.
Выход оказался до безобразия простым. Лаура исчезла. Тело сжалось до размеров мыши, собственно, оно и стало мышиным. Белая мышка стремительно скользнула среди травинок к краю поля, оттуда – под трибуны, и дальше, дальше от поля... Только за трибунами Лаура вновь стала пегасом, но не белоснежным, каким была, а гнедым. Расправила чёрные крылья, ещё нывшие от недавнего выступления, и взмыла в небо.

Был вечер. Аквамарин, Кассандра и Рыжий проводили этот вечер в кабачке «Крылья Победы» - как, впрочем, и всегда. Вёдра спиртного улетали раньше, чем на них успевали посмотреть.
- Она теперь не вернётся, - грустно сказала Кассандра, - А всё из-за вас!
Жеребцы ничего не ответила на этот выпад. Только покачали головами.
- Знаете, - тихо начал Аквамарин после паузы, - я даже рад немного, что она ушла. Без неё как-то... Легче, что ли.
- Да, - согласился Рыжий, - без неё почему-то стало легче дышать. Может быть... Может быть, мы и не любили её вовсе?
- Не говорите так, идиоты! – воскликнула Кассандра, но её возмущение не встретило поддержки.
Гнедой пегас вздохнул и вышел из кабака.